Из истории Тбилисского района

Русский генерал - Аполлинарий Фомич Рукевич

«28 декабря в 7 часов вечера скончался, а 30 погребен генерал-лейтенант в отставке Аполлинарий Фомич Рукевич» этими скорбными словами начинается текст некролога на первой странице газеты «Кубанские областные ведомости» от 9 января 1893 года (здесь и далее по тексту даты по старому стилю). Газетным, сухим языком повествуется в некрологе о заслугах и достоинствах почившего военного ветерана. За перечислением занимаемых постов, наград и «душевных качеств» - жизнь одного человека, верой и правдой служившего Отечеству, прожившего достойную жизнь, но, как и многих-многих других героев своего времени, позабытого новыми поколениями.

«В Екатеринодаре его знали все, а на Кавказе и, в особенности, на северном Кавказе – очень многие» говорится в газете. Так кем же был этот снискавший почёт и уважение «храбрый воин и добрый, всеми глубокоуважаемый гражданин»?

Согласно полному послужному списку генерал-майора Рукевича, за две недели до своего семнадцатилетия, а именно 15 октября 1832 года он «вступил в службу рядовым в Эриванский Карабинерный полк» [1]. Прослужив в Русской императорской армии без двух недель – 52 года был 28 сентября 1884 года «Высочайшим приказом произведён в Генерал-Лейтенанты с увольнением от службы с мундиром и пенсионом» [2]. Почти как в песне: от рядового до генерала. Но жизнь, в действительности, сложнее любой бравой песни.

Сын разорившегося дворянина Волынской губернии, Аполлинарий никогда не мечтал о военном будущем. Юношей он учился в Виленском университете по камеральному факультету (управление государственным имуществом), обнаруживал неплохие успехи в учении, знал четыре языка, в том числе русский. Университет, в котором учился Рукевич, располагался на территории австрийской Польши, и было это в 1831 году, во второй год Польского восстания. Попав под влияние революционно настроенных ксендзев, шестнадцатилетний студент во время каникул, которые проводил в имении отца на территории Царства Польского (тогда территория Российской империи), записался в вооружённый «летучий партизанский отряд», для борьбы «за дорогую отчизну... за веру нашу... за попранную вольность нашу» [3]. Из всех дел, отряд успел лишь поджечь сено, увести почтовых лошадей, да захватить никем не охраняемый обоз, но во время одной из вылазок отряд был окружён казаками, и кто не был убит из «шайки мятежников», попали в плен. Как вспоминает тот момент Рукевич: «…я получил сильный удар в бок и упал с лошади... Еще момент, и я был бы пронзен насквозь... Уже я видел конец направленной на меня пики и стал мысленно прощаться с отцом, с братьями...» [4]. Аполлинария спас юный вид и длинные волосы, вьющиеся из-под конфедератки. Его приняли за амазонку - молодые девушки тогда тоже сражались в отрядах повстанцев.

Польское восстание 1830-1831 года было жестоко подавлено войсками. Многих казнили, значительное количество политически активных поляков было выслано из Царства Польского и расселено в губерниях Российской империи. Аполлинария вместе с его товарищами отправили в Брест-Литовск, где их судила военно-полевая комиссия при 24-й пехотной дивизии. Рукевич был приговорён «к смертной казни через расстреляние». Приговор этот, представленный на согласование командующему войсками округа, командиру 6-го армейского корпуса барону Г.В.Розену, был отменен, и вместо расстрела «юный повстанец» присужден был к ссылке без лишения дворянства на Кавказ рядовым в один из полков, участвовавший в боевых действиях разгоравшейся Кавказской войны. Так, Аполлинарий, которому только исполнилось шестнадцать лет, уже дважды побывал на волосок от смерти. И этот рок, это дыхание смерти ещё не раз преследовало его в жизни.

Вместе с другими арестантами Рукевича отправили пешим порядком к месту отбывания наказания. Из Царства Польского через Дон, через территорию Кубанского казачьего войска, мимо Невиномысской станицы, по Военно-Грузинской дороге Аполлинарий прибыл на Кавказ в город Тифлис и был определён в один из полков Кавказской гренадёрской дивизии рядовым.

Вот как он вспоминает начало своей военной службы. «Пришел я юношей, чуть что не ребенком, очутился в совершенно новой среде, осужденный тянуть неопределенное число лет солдатскую лямку, в то время очень тяжелую... Одинокий, без всяких средств, я тем не менее не чувствовал тоскливого одиночества и отчуждения, потому что как в солдатской, так и в офицерской среде не встретил гнета, не видел пренебрежения, а, напротив, повсюду встречал сердечное участие... Чужие люди приютили меня, согрели меня, облегчили разлуку с родными, даже заменили их, и я приобрел вторую родину» [5]. Службу рядовой Рукевич начал в Эриванском карабинерном полку, о бытности в котором он писал, что с этим полком у него «связаны лучшие моменты жизни, память о лучших друзьях, о первых служебных успехах, достигнутых не протекцией, а добытых потом походов и кровью боев» [6].

У молодого, образованного человека, имевшего дворянское происхождение, была, конечно, возможность воспользоваться протекцией и не делить с солдатами тяжкий служивый хлеб, а устроиться, например, писарем в канцелярию. «А в канцелярии что?.. Канцелярия, как гриб, приросла к штабу — в походы не ходит. И век придется, согнув спину, корпеть над бумагами» [7]. Такая перспектива для пылкого юноши, разумеется, была не по душе. Аполлинарию непременно хотелось каким-нибудь необычайным подвигом проявить свою отвагу, искупить свой «штраф», ведь ему приговорено служить солдатом «впредь до отличной выслуги, но не иначе, как в делах противу неприятеля».

И настал день серьёзного испытания для солдата Рукевича. В тот день своего первого боевого крещения он вызвался в числе других двадцати охотников идти на разведку впереди основных сил полка. В, казалось, пустом горном ауле, только счастливый случай уберёг Аполлинария от шашек и кинжалов напавших на разведчиков с тыла горцев. Именно потому, что он был в передовой части отряда, он успел отреагировать на молча действовавших со спины врагов. Но в ходе короткого боя отряд был опрокинут превосходящим противником с горной кручи вниз на острые камни… Первое боевое крещение для молодого Аполлинария обошлось без серьёзных потерь, хотя из этой переделки вышли живыми только шестеро солдат.   

Это столкновение разведгруппы произошло в ходе экспедиции Эриванского и Мингрельского полков по овладению береговой полосой на Черном море в долине реки Сочи-Пста. Именно в ходе этой экспедиции «21-го апреля 1838 года, в день рождения императрицы Александры Федоровны, после торжественного молебствия состоялась закладка укрепления, названного Александрийским» [8], переименованного в последствии в Даховское, затем в форт Навагинский и, наконец, получившего свое старое горское название Сочи. Это название сохранилось и за появившимся на этом месте посёлком.

С апреля до середины августа боевые полки участвовали в расчистке территории под строительство, занимались заготовкой леса, возведением валов, батарей, погребов, главнейших зданий Александрийского укрепления. Всё это время не прекращались боевые столкновения с местными племенами, не желавшими мириться с тем, что их потеснили с обжитых мест в долине реки Сочи-Пста. Войскам приходилось постоянно находиться в боевой готовности и днём и ночью.

Грузы на строительство и оснащение нового форта доставлялись в основном морем. Разгрузкой заходивших в гавань военных и торговых флотилий занимались также пехотинцы. В ходе одной из таких перевалок груза лодками на берег, начался сильный шторм, который сорвал грузовые корабли с якорей и погнал их на мель, на скалы. Торговые купеческие небольшие суда, гонимые ветром, благополучно воткнулись в песок возле лагеря, а парусные фрегат и корвет, пытаясь уйти от шторма в открытое море, были брошены на каменистое дно в нескольких верстах от лагеря. В неравной схватке со стихией суда начали разрушаться и тонуть. Тут же были снаряжены два отряда добровольцев для помощи терпящим бедствие. Продираясь сквозь заросшие кустарником каменистые берега, перебежками преодолевая участки морского берега во время отлива штормовых прибоев, отряды достигли места крушения судов. К этому времени в воде уже оказалась основная часть груза с кораблей, а это были доски и брёвна, и штормом уже гнало к берегу обломки парусников. Матросы с кораблей, как только подошли отряды, стали бросаться в воду и плыть к берегу. Но многие были до такой степени изнурены почти суточной непрерывной борьбой со штормом, что не могли бороться с прибоем, относившим пловцов обратно в море. Обвязавшись верёвками, храбрецы из спасательных отрядов бросались в кипящее море вслед за тонущими, выхватывали обессилевших людей и при помощи верёвок возвращались вместе с ними на берег. Аполлинарий, который был тоже среди спасателей, вытащил таким образом из бурного потока нескольких человек, пока не поранился об деревянный обломок в море.

К борьбе с морской стихией неожиданно добавилась угроза со стороны обрывистого берега, откуда появился враг. Пришлось строиться в боевые порядки и отражать нападение горцев. Спасательная операция проходила теперь под непрестанным обстрелом со стороны гор. И когда отряды завершив операцию начали отходить вдоль того же берега в лагерь, горцы продолжали наседать на казавшуюся лёгкой добычу. Но, неся на себе раненых, и постоянно отбиваясь от врага, отряды смогли добраться до лагеря. «В лагере нас встретили, как воскресших. И, правда, нужно почесть за чудо, как мы не погибли все до единого» напишет в воспоминаниях Рукевич [9].

«За отличие, оказанное в деле при спасении экипажей военных и купеческих судов на Черном море с 30 по 31 мая 1838 года награжден Знаком отличия Военного ордена под №72226» записано в реестре о прохождении службы А.Ф.Рукевича [10].

А в мемуарах он напишет: «Кому горе, кому радость: за это дело я был награжден именным, т. е. по особому представлению, солдатским Георгиевским крестом, — моя первая боевая награда, которою я имел право до некоторой степени гордиться... Кроме того, наряду с другими я получил еще: “рубль ассигнациями, чарку вина и фунт рыбы”...» [11].

Во многих ещё переделках вместе с полком пришлось поучаствовать рядовому Рукевичу во время крепостных работ на Александрийском укреплении. Из той экспедиции по занятию форпоста на берегу Чёрного моря из Эриванского полка вернулись невредимыми только 400 солдат «остальные две тысячи были рассеяны по Сухумскому, Бомборскому и Гагринскому госпиталям, но много также лежало и в сырой земле...» [12]. Первый боевой поход стал поворотным событием в службе Аполлинария. «Беззаветная храбрость и полная готовность жертвовать собой для славы русского оружия пробили ему, наконец, дорогу к дальнейшим отличиям и дали возможность загладить ошибку молодости» [13].

Уже в 1839 году Аполлинарий был произведён в первый офицерский чин: «за отличие против горцев произведен в прапорщики» [14], в 1842 году получил звание подпоручика, в 1849 –поручика, в том же 1849 – штабс-капитана, в 1851 – капитана, в 1853 году - майора. Все свои очередные звания Аполлинарий получал за боевые отличия по службе, но над ним всё время тяготел его штраф, вынесенный военно-полевым судом в 1831 году. Окончательно этот штраф был снят только после Кюрук-Дарского сражения произошедшего 24 июля 1854 года во время Крымской войны.

В том сражении русской армии против троекратно превосходящего противника Рукевич был тяжело ранен в голову, и его в числе других убитых, казалось бездыханного, хотели похоронить, но случай опять помог Аполлинарию избежать худшего. Вот как это описано в мемуарах. «На главном перевязочном пункте, при спешной работе, я был докторами сочтен убитым и меня перенесли далеко в сторону, где уже рыли братскую могилу... И я бы, конечно, попал туда, не случись в числе санитаров нашего эриванца, который захотел, по христианскому обычаю, проститься со мной и наклонился дать свой последний напутственный поцелуй, но в это время услышал мой стон... Участливый солдатик бросился к нашему полковому доктору Гурко и, запыхавшись, доложил: “Жив еще человек!.. Стонет!...”. Доктор недоверчиво отнесся к словам солдата, но все-таки пошел через все поле, внимательно осмотрел мою рану, смыл губкой кровь, вынул пинцетом некоторые осколки костей и, перевязав за отсутствием под рукою бинтов собственным носовым платком, велел перенести меня в палатку к “живым”... Сам Гурко мне потом рассказывал об этом, причем сознавался, что не верил в мое исцеление, сделал это, чтобы “потом совесть не мучила”...» [15].

Через год после этого сражения главнокомандующему отдельным Кавказским корпусом Николаю Николаевичу Муравьёву (Карскому) военным министром России Долгоруковым Василием Андреевичем было направлено отношение, в котором было уведомление о снятии всех давних притязаний к Аполлинарию Рукевичу. «За отличие в сражении с Турками 24 Июля 1854 года близ селения Кюрук-Дара штраф этот (за участие в Польском восстании. В.К.) Высочайше повелено не считать препятствием к преимуществам по службе» [16].

После лечения в Александропольском военном госпитале А.Рукевич, «ещё страдая от раны» в сентябре 1854 года вновь вернулся на русско-турецкий фронт в свой полк и был «по распоряжению Начальства командирован в Гурийский отряд для участвования в военных действиях с назначением Дежурным Штаб офицером Гурийского отряда» [17]. Служба в этом отряде была особенно тяжёлой в виду подавляющего превосходства турецких сил, с которыми приходилось сражаться почти непрерывно. В отряде Рукевич прослужил до последнего дня кавказской кампании Крымской войны. «И ни разу он не отступил пред опасностью, но всегда первый подавал пример редкого самоотвержения и рыцарской храбрости, с которыми только и можно было давать отпор превосходным силам неприятеля» [18].

С окончанием войны с турками Рукевич продолжил службу уже в чине подполковника, став командиром одного из батальонов Эриванского пехотного полка. В его подчинении находились более двухсот пехотинцев и младших офицерских чинов. Со своими солдатами Рукевич участвовал во многих боевых экспедициях по подчинению Российской Империи Восточного Кавказа. Сам прослужив рядовым семь лет, Аполлинарий хорошо знал все тяготы солдатской службы, кроме того он всегда помнил те чувства, которые испытал, впервые попав шестнадцатилетним юношей в солдатскую среду. «С первого же дня никто из солдат не дал мне почувствовать тяжкого одиночества, а все будто согласились не только не корить меня в чем-нибудь или злорадствовать, а, напротив, признали меня своим сослуживцем, равноправным членом своей среды. Я понял эту деликатность и оценил ее с благодарным чувством» [19]. Эта благодарность и уважение к нижнему чину неизменно оставались главной чертой А.Ф.Рукевича, как командира, и в годы пребывания в регулярных боевых частях на военных должностях и в мирные годы его военной службы, в ответ это приносило ему почтение и преданность со стороны подчинённых.

В 1863 году, с присвоением очередного воинского звания полковника, Рукевич принял в командование новый, только сформированный 151-й Пятигорский пехотный полк, с которым ему предстояло пройти шестилетний боевой путь. Не один раз полк вместе со своим «дедом» (так называли командира среди солдат) переходил заснеженный Кавказский хребет, прокладывая дороги, возводя укрепления, с боями и сражениями отодвигая границы Империи вглубь Кавказа. Полк отличался дисциплиной, «духом истинного геройства и преданности делу». За все годы командования полком «ни один солдат не был предан суду, командир обходился другими мерами наказания, что, впрочем, нисколько не шло в ущерб службе, а напротив способствовало сохранению нравственности нижних чинов, и особенному порядку в полку» [20]. Солдаты Пятигорского полка «были беззаветно преданы своему командиру и твёрдо верили, что «дед» не даст их никому в обиду» [21]. Военные успехи полка и его командира неоднократно отмечались высшим командованием. Сам Главнокомандующий Кавказской армией генерал фельдцейхмейстер великий князь Михаил Николаевич дважды ходатайствует о производстве командира 151-го пехотного Пятигорского полка полковника Рукевича в следующее воинское звание. В своем очередном рапорте на имя императора Александра II великий князь пишет, что заслуги А.Ф.Рукевича «представляют в священную для МЕНЯ обязанность, ходатайствовать пред ВАШИМ ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ об оказании ему знака ВСЕМИЛОСТИВЕЙШАГО внимания к заслугам его – производством его в Генерал-Майоры, с зачислением по Армейской пехоте и при Кавказской Армии и с производством ему, впердь до назначения на соответствующую должность, жалования по чину и квартирных по положению» [22].

Завершение Кавказкой войны в 1871 году Аполлинарий Фомич Рукевич встретил в должности помощника начальника 20-й пехотной дивизии в звании генерал-майора. Служебные заслуги и боевые отличия его за время войны свидетельствуются массой наград и поощрений. Кроме денежных поощрений, знаков отличия и преимуществ в продвижении по службе А.Ф.Рукевич был награждён пятью боевыми орденами: «за отличие против турок в 1854 и 1855 годах и в начале 1856 года награжден орденом Святой Анны 3-й степени с мечами»; «за отличие в делах против горцев в 1859 году награжден Орденом Святого Станислава 2-й степени с мечами»; «за отлично усердную и ревностную службу в 1861 году награжден орденом Святой Анны 2-й степени с мечами над орденом»; «за отличное мужество и храбрость, оказанные против горцев в 1865 году награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом»; «за отличие по службе в 1867 году награжден Орденом Святой Анны 2-й степени с Императорской короною и мечами над орденом» [23].

Но не только в военной карьере преуспел наш герой. Во время стояния Эриванского полка под Манглисом, неподалёку от Тифлиса – центра Кавказского края, благодаря дружбе с одним молодым юнкером, Аполлинарий стал вхож в дом военного инженера Аксёнова Гермогена Семёновича. Здесь он познакомился с одной из дочерей майора Марией, которая стала его подругой и спутницей на всю жизнь. Именно Мария провожала по-юношески бравирующего Аполлинария в экспедицию к Сочи-Пста. Он обещал ей быть всегда впереди, и вернуться или “с белым крестом на груди, или там лечь под черным крестом” [24]. На что кроткая Мария благословила его “Буду за вас Бога молить, а вы берегите себя!..” [25]. После того похода молодые поженились. Тяжёлое военное время, постоянные разлуки и нелёгкое ожидание не стали препятствием для молодых сердец. Через тяжёлые испытания и бытовые невзгоды, сквозь войну пронесли они свою любовь. У офицерской четы к окончанию войны было уже два сына: Михаил и Виктор и пять дочерей: Елизавета, Александра, Мария, Елена, Нина.

В 1871 году с последними залпами Кавказской войны Аполлинарий Фомич со своим семейством переехал в Екатеринодар, куда он был «по распоряжению Начальства командирован впредь до Высочайшего утверждения для исправления должности Кубанского Губернского Воинского Начальника» [26].

В Екатеринодаре Рукевичи поселились в центре города, дом их был на углу улиц Крепостной и Посполитакинской [27]. Мария Гермогеновна, как многие другие жёны офицеров, занялась благотворительностью, став членом Екатеринодарского женского благотворительного общества, а сам Аполлинарий с рвением занялся новым делом. Кроме своих прямых обязанностей Губернского воинского начальника, Аполлинарий Фомич с воодушевлением возлагает на себя другие предлагаемые ему общественные должности. Он становится членом различных комитетов и обществ, его избирают почётным мировым судьёй по Екатеринодарскому судебному округу, на что он 20 июня 1871 года пишет начальнику Кубанской области: «По поводу полученного мною предложения… о назначении меня на должность почётного Мирового судьи в Екатеринодарском мировом округе, имею честь доложить Вашему Превосходительству, что я принимаю обязанность эту с удовольствием и таковое предложение считаю как особенное милостивое Ваше благоволение ко мне» [28].

Мирная служба без пороха, выстрелов, казарм и тревог пришлась по душе новому воинскому начальнику, тем более, что ему по делам службы приходилось заниматься с прибывающими из регулярных войск в отпуск офицерами и нижними чинами, среди которых он часто встречал однополчан и сослуживцев. Огромный военный опыт и связи от недавнего боевого прошлого служили опорой Аполлинарию Фомичу в преодолении трудностей на своей новой должности, а присущие ему рвение и ревностное отношение к делу помогали ему в обретении авторитета, как в кабинетах начальства, так и среди подчинённых.

Вскоре наработанный на новом рабочем месте опыт пригодился Аполлинарию Фомичу для решения совершенно новых задач. С 1 января 1874  в свете проведения военной реформы в русской армии был принят «Манифест о всеобщей воинской повинности» и «Устав о воинской повинности», которые ознаменовали переход от принципа рекрутского набора в армии к всесословной воинской повинности. «Защита престола и отечества есть священная обязанность каждого русского подданного. Мужское население без различия состояний подлежит воинской повинности» - было записано в первом пункте нового Устава о воинской повинности.

Полномочия Губернских воинских начальников значительно расширялись, теперь они отвечали за учёт и призыв на воинскую службу юношей достигших призывного возраста. Подлежало учёту и остальное мужское население, не числящееся в постоянных войсках, но способное носить оружие в возрасте до 43 лет. Этот контингент составлял государственное ополчение, которое должно было обеспечивать возможность быстрого развёртывания армии во время войны. В мирное время ополченцы призывались на учебные сборы по месту жительства. В подчинение Губернских воинских начальников передавались местные войска, а также военные госпитали.

Уже 14 марта 1875 года А.Ф.Рукевич пишет рапорт начальнику Кубанской области генерал-лейтенанту Николаю Николаевичу Кармалину с прошением об освобождении его от обязанностей почётного мирового судьи. «Вследствие сформирования в области местных команд и подчинения мне 1-го и 2-го Кавказских линейных батальонов занятия мои по прямым служебным обязанностям моим настолько расширились, что я затрудняюсь ныне уделять время для занятий в заседаниях съезда мировых судей в Екатеринодаре по возложенному на меня званию почётного мирового судьи… а потому покорнейше прошу Ваше Превосходительство не оставьте распоряжением своим об увольнении меня от означенных выше обязанностей почетного мирового судьи» [29]

Десять лет ещё Рукевич возглавлял непростой участок военного управления Кубанской области. Кроме двух линейных Кавказских и одного местного Екатеринодарского батальонов, в его ведении были также местные военные команды в каждом уезде Кубанской области. Если раньше служба воинского начальника проходила в основном в екатеринодарских кабинетах, то теперь управлять своим хозяйством военачальнику приходилось в постоянных разъездах по области. Эти поездки приносили иногда неожиданные отголоски былых славных лет.

«Как два брата, потерявшие друг друга и снова свидевшиеся неожиданно, мы обнялись, старые соратники... И действительно, разве мы не были братья, разве нас не сбратали бывшие бои, не на одних ли полях мы проливали кровь?.. И слезы, самые радостные слезы катились у нас из глаз...» [30] - так в мемуарах Рукевич описывает встречу в станице Кавказкой во время одной из своих служебных поездок с бывшим солдатом эриванского полка. Это был солдат, с которым они вместе «брали Сочу», а потом встретились в госпитале, куда оба попали после ранения под Кюрук-Дара.

И такие встречи у Губернского воинского начальника с бывшими боевыми соратниками были часты. Со всеми он потом поддерживал связь, участвовал в их судьбах. Так у солдата из Кавказской он потом крестил внука, а когда старик умер, то выезжал в станицу делить небогатое наследство солдата между его детьми, ибо умирая бывший эриванец сказал: «Как решит генерал, так тому и быть» [31].

До последнего дня государственной службы генерал не растерял своих душевных качеств, за которые его ценили и уважали. Два ордена высшей степени получил Аполлинарий Фомич за свой труд на посту Губернского воинского начальника, но во все годы его службы «лучшим знаком его благотворной деятельности и высоких душевных качеств служат любовь и глубочайшее уважение, снисканные им от всех знавших его, имевших честь служить вместе с ним или под его начальством» говорится в газетном очерке по поводу его отставки [32].

«Расстроенное мое здоровье лишает меня возможности продолжать службу ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, а потому, представляя при сем медицинское свидетельство за №418-й и установленный законом реверс, всеподданнейше прошу: дабы повелено было уволить меня от службы…» напишет в рапорте об отставке в 1884 году Рукевич [33].

После завершения военной службы Аполлинарий Фомич поселился неподалеку от станицы Тифлисской на участке земли, «всемилостивейше пожалованном в вечное потомственное владение: степи семьсот девяносто четыре десятины тысяча девятьсот сажень, лугу пять десятин пятьсот сажень, под половиною речки Мокрого Зеленчука (Терс) тринадцать десятин тысяча триста сажень» [34]. «Маститый Кавказский ветеран», генерал с более чем полувековым военным стажем, «старый инвалид» со шрамами от боевого ранений на лице стал теперь барином (так обращались к нему крестьяне). Здесь в сельской глубинке он с воодушевлением занялся земледелием, а в минуты вдохновения писал воспоминания о своей службе. Мария Гермогеновна учила детишек местных крестьян грамоте, да занималась с гостившими часто у них внуками, среди которых выделялись два сорванца Аполлинарка и Аполя, названные Аполлинариями в честь знаменитого деда. Дела в хозяйстве генерала шли неплохо, со временем был выкуплен ещё один земельный участок 814 десятин вдоль реки Мокрый Зеленчук, у полковника Николая Яковлевича Грищенко [35]. Прибывавшие из различных областей России на кубанские земли крестьяне, с разрешения барина селились на его участке вдоль берега Мокрого Зеленчука. Так со временем у реки образовались два хутора, называвшиеся хуторами Рукевича [36].

В 1892 году генерала не стало. Заниматься сельским хозяйством на потомственных землях стало некому, оба сына выбрали военное будущее. Его Мария собралась уезжать в Тифлис к одной из дочерей. Перед отъездом барыня распродала генеральские земли, кирпичный дом на хуторе подарила местной общине под школу и, завещала назвать один из хуторов Рукевича своим именем. Так хутор, в котором появилась кирпичная школа, стал называться Марьинским. Второй хутор Рукевича, который был поменьше, со временем исчез с лица земли, вместе с ним исчезло из памяти потомков имя легендарного в своё время «кавказца».

9 ноября 2015 года (по новому стилю) исполняется 200 лет со дня рождения Аполлинария Фомича Рукевича поляка по происхождению, католика по вероисповеданию, заслуженного русского генерала, «похороненного по собственному желанию на православном кладбище» [37].

В.Комисарчук
Хутор Марьинский, Тбилисский район

PS. Старший сын А.Ф.Рукевича – Михаил Аполлинарьевич прослужил в Русской императорской армии до 1907, и «уволился от службы» в чине полковника артиллерии [38]. Проживал в г.Екатеринодаре на углу улиц Крепостной и Посполитакинской, был почётным мировым судьёй Екатеринадарского судебно-мирового округа [39]. Младший сын Виктор служил командиром батальона в когда-то сформированном отцом 151-м Пятигорском пехотном полку, который в 1894 году передислоцировался в Гродненскую губернию [40]. Оба внука, которые были названы в честь деда Аполлинариями тоже стали военными. Аполлинарий Викторович был офицером артиллерии [41]. Аполлинарий Николаевич, сын дочери Александры и губернатора Ставропольского края Никифораки Николая Егоровича, стал офицером подводного плавания, капитаном 1-го ранга [42].

Примечания:

1. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА) Ф.400 Оп.12   Д.14823. Л.27.

2. Там же. Л.33.

3. Рукевич А. Ф. Из воспоминаний старого эриванца. (1832—1839 гг.). Исторический Вестник. 1914г. Т.137. №8. Стр.418.

4. Там же. Стр.420.

5. Там же. Стр.428.

6. Там же.

7. Рукевич А. Ф. Из воспоминаний старого эриванца. (1832—1839 гг.). Исторический Вестник. 1914г. Т.137. №9. Стр.801.

8. Рукевич А. Ф. Из воспоминаний старого эриванца. (1832—1839 гг.). Исторический Вестник. 1914г. Т.138. №12. Стр.782.

9. Там же. Стр.787.

10. РГВИА Ф.400 Оп.12 Д.14823. Л.28.

11. Рукевич А. Ф. Из воспоминаний старого эриванца. (1832—1839гг.). Исторический Вестник. 1914г. Т.138. №12. Стр.787.

12. Там же. Стр.791.

13. Очерк служебной деятельности генерал-лейтенанта А.Ф.Рукевича. Кубанские областные ведомости. 1885г. №33, Стр.3.

14. РГВИА Ф.400 Оп.12 Д.14823. Л.28.

15. Рукевич А. Ф. Из воспоминаний старого эриванца. (1832—1839 гг.). Исторический Вестник. 1914г. Т.138. №12. Стр.779.

16. РГВИА Ф.400 Оп.12 Д.14823. Л.35.

17. Там же. Л.29.

18. Очерк служебной деятельности генерал-лейтенанта А.Ф.Рукевича. Кубанские областные ведомости. 1885г. №33, Стр.3.

19. Рукевич А. Ф. Из воспоминаний старого эриванца. (1832—1839 гг.). Исторический Вестник. 1914г. Т.137. №9. Стр.803.

20. Очерк служебной деятельности генерал-лейтенанта А.Ф.Рукевича. Кубанские областные ведомости. 1885г. №33, Стр.3.

21. Там же.

22. РГВИА ф.400 Оп.12 Д.873 Л.21об.

23. РГВИА Ф.400 Оп.12 Д.14823. Л.30-Л.32.

24. Рукевич А. Ф. Из воспоминаний старого эриванца. (1832—1839 гг.). Исторический Вестник. 1914г. Т.138. №12. Стр.769.

25. Там же.

26. РГВИА Ф.400 Оп.12 Д.14823. Л.32.

27. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК) Ф.Р-1547. Оп.1. Д.45. Л.156.об.

28. ГАКК. Ф.454. Оп.7. Д.29.Л.27

29. Там же. Л.143.

30. Рукевич А. Ф. Из воспоминаний старого эриванца. (1832—1839 гг.). Исторический Вестник. 1914г. Т.138. №12. Стр.781.

31. Там же.

32. Очерк служебной деятельности генерал-лейтенанта А.Ф.Рукевича. Кубанские областные ведомости. 1885г. №33, Стр.3.

33. РГВИА Ф.400 Оп.12 Д.14823 Л.23.

34. Российский государственный архив древних актов. (РГАДА). Ф.1354. Оп.204. Д. Р-14к.

35. Там же. Д. Г-30к.

36. Н.Кириченко. Год у немецких колонистов. Описание колонии Эйгенфельд Кавказского отдела Кубанской области. Кубанский сборник. 1900. Т.6.Стр.5.

37. Рукевич А. Ф. Из воспоминаний старого эриванца. (1832—1839 гг.). Исторический Вестник. 1914г. Т.138. №12. Стр.791.

38. Кавказский календарь. 1907. Стр.388.

39. Кубанский календарь. 1913.Стр.167

40. Памятная книжка Гродненской губернии. 1899. Стр.190

41. Общий список офицерским чинам Русской императорской армии. 1910. Стр.746.

42. Список старшинства офицерских чинов флота и морского ведомства. Ч.1. 1917. Стр.15